|
Дмитрий Львович Быков
"Новая газета"
Погромное
Какая вещь прекрасная — погром! Рекомендую это всем знакомым. Чего не добиваешься добром, немедля добиваешься погромом. Бессмысленно стучаться в стену лбом. Тут ничего не значат наши фразы. Всего один устроили погром — а в Бирюлеве нет овощебазы, и сам Толбоев пьет фенозепам и напрягает сто своих каналов, и прямо к колокольцевским стопам повергнут отчудоханный Зейналов, и Колокольцев так глядел в упор, что зрители немедленно влюбились! (Там многое неясно до сих пор, но по лицу же ясно, что убивец). Жильцы домов, в которых все черно, тотчАс себя почувствовали дома. С рожденья знают все, что ничего тут делаться не будет без погрома. У нашенских проблем такой объем, что полумеры их не разряжают. Я подчеркну: не митинг, а погром. За митинг тут, как правило, сажают. Ах! ни один российский институт не защищен от трещинок и вмятин. Чтоб выживать — родиться надо тут погромщиком. Он классово понятен. Всегда к сопротивлению готов, он чувствует, поскольку не придурок, что трогать можно чурок и жидов — и можно ли любить жидов и чурок?! В ответ ревет расплавленная медь, усиленная эхом канонада: «Да что ж нам, русским, — права не иметь? Да что же нам, терпеть?!» О нет, не надо; все ваши бесполезные труды, безденежье, покорность, вонь, окурки — все это только чурки и жиды, все сделали за вас жиды и чурки. Коль тысяча российских городов, насупившись, натужившись багрово, бессильна против чурок и жидов — спасенья нету, окромя погрома.
О жизнь моя, просратый полимер, бездарных лет рассеянное стадо! Чего бы я добился, например, владей я этой техникой как надо? Ведь я с рожденья чувствовал нутром: не хочешь ты овсянки или манки, не хочешь в класс? — немедленно погром! Швыряй тарелки, кружки, банки, склянки! Вот девушка, допустим, не дает, ссылаясь на мигрень или на девство, — так заори, как раненый койот, и все порви! И даст — куда ей деться? А если в этом случае простом, чтоб не было проблем с законом чахлым, еще вооружиться и крестом — тогда тебя поймет еще и Чаплин!
Боюсь я лишь, что собственная мать, узрев мои решительные меры, совсем бы не смогла меня понять — ей не хватает православной веры; и даже при наличии креста — простите за кощунственную фразу — мне б сделали такое ата-та, что все погромы кончились бы сразу. И ладно бы еще старуха-мать, — но девушка при виде непорядка могла бы тоже, в общем, не понять... хотя чего тут, в общем, непонятно? Увы, моя заносчивая прыть закончилась бы грустно и знакомо.
Слабо им было до того прогнить, чтоб испугаться моего погрома!
|
